Совсем скоро, 22 января, мы будем отмечать очередную годовщину начала восстания 1863 года, одним из лидеров которого был легендарный Кастусь Калиновский. Но, рассказывая о нем и его единомышленниках, мы временами забываем об их врагах — тех, кто потопил восстание в крови и по вине которых Беларусь на десятилетия превратилась в выжженную землю. Первый в этом списке — Михаил Муравьев, получивший прозвище Вешатель. Рассказываем вам об этом человеке.
Из оппозиции — во власть
Человек, знакомый с Муравьевым в его молодости, не смог бы предсказать финал его судьбы в самом кошмарном и фантастическом сне. Наоборот, будущее его рисовалось в совершенно других тонах.
Михаил родился в 1796 году в Москве в дворянской семье. Его отец, Николай Муравьев, был кадровым морским офицером, затем воевал в сухопутных войсках, дослужившись до генерал-майора. Из его пятерых сыновей четыре оставили след в российской истории. Первый стал одним из основателей декабристского движения и нижегородским военным губернатором, второй — религиозным писателем и православным общественным деятелем, третий — военачальником, генералом и дипломатом. Михаил был четвертым.
В 14 или 15 лет он поступил в Московский университет, где основал первое в Российской империи общество математиков. А уже в 16 участвовал в знаменитой Бородинской битве — главной баталии войны 1812 года между французами и русскими. Тогда он был тяжело ранен в ногу и до конца жизни не расставался с тростью. После войны юноша остался на армейской службе, но в то же время вместе с отцом реорганизовал математическое общество в Московское училище колонновожатых — учебное заведение для боевых офицеров младшего звена, сочетавшее в своей программе математику и военные науки. Муравьев-старший содержал его за собственные средства восемь лет, оно размещалось прямо в московской усадьбе этой семьи. Училище закончили 138 человек. 13 из них (по другим сведениям 24) впоследствии стали декабристами.
Речь об участниках тайных обществ, существовавших в империи со второй половины 1810-х годов. Позже, в 1825-м, часть из них вышла на Сенатскую площадь в Петербурге с оружием в руках. Это случилось в декабре, и после этого всех членов тайных обществ стали называть декабристами. Цели этих людей были разные, но их объединяло неприятие самодержавия и крепостного права.
Михаил Муравьев тогда был членом основного из таких обществ — «Союза благоденствия» — и высказывался вовсе не лестно о российской власти. «В Риме можно было всегда довольствоваться пользою, которую принес, вот лучшая награда, в России же, поверь, мой друг, не должно искать сей пользы, должно или с презрением к правящим тварям совсем удалиться, или служить с тем, чтобы их когда-нибудь истребить», — писал он своему брату.
Однако постепенно молодой мужчина стал отходить от общественной деятельности. В 1820 году он получил разрешение покинуть армию, ссылаясь на состояние здоровья. Отставной офицер поселился в имении, расположенном в современной Смоленской области России, которое получил как приданое при женитьбе.
Помещик планировал завести прибыльное хозяйство, строил винокуренный завод. Однако в регионе из-за неурожая начался голод, губернские власти бездействовали. Муравьев устроил в винокуренном цехе бесплатную столовую, где ежедневно питались сотни крестьян, с помощью тещи организовал сбор средств в Москве. Этого не хватило, поэтому Михаил инициировал съезд дворянства со всего уезда (это как современный район), которое через голову губернского начальства направило коллективное письмо министру внутренних дел. МВД выделило средства, и голод пошел на убыль.
О восстании декабристов в 1825-м Муравьев узнал из газет. Предчувствуя арест, он решил не ждать его в деревне, а отправиться в Москву, собирая информацию и выстраивая линию защиты. Но там был задержан и направлен в Петербург под следствие. К сожалению, многие декабристы проявили себя не лучшим образом, давая подробные показания о соратниках. А вот Муравьев признавал факт членства в «Союзе благоденствия», однако отрицал участие в каких-либо противозаконных действиях и даже осведомленность о них (речь шла о намерении убить императора — Михаил не присутствовал на заседании, когда было принято такое решение, но, безусловно, знал о нем). Будущий Вешатель не назвал никого из соучастников, кроме тех, которые уже были арестованы и давали признательные показания либо находились за границей и были недосягаемы для следствия. В итоге власти решили его оправдать и отпустить, хотя показания против него имелись.
В глубине души Муравьев понимал, что остается в глазах властей неблагонадежным, и такое положение его не устраивало. Решив доказать, что является своим, в 1827 году он подает на имя императора Николая I записку о реформе местной администрации и судебной власти с целью искоренить предпосылки коррупции. Монарху идея понравилась, 31-летнего помещика взяли на государственную службу — и служить он стал «верой и правдой». Уже в том же году его направили вице-губернатором в Витебск, а в 1828-м — губернатором в Могилев.
Там Муравьев продолжил с новыми усилиями демонстрировать свое государственничество. По его предложению Николай I запретил использовать в делопроизводстве Третий статут ВКЛ (свод законов, принятый еще в 1588-м). Также губернатор предлагал отстранить от учебного процесса католических священников, полностью перевести образование на русский язык, а также закрыть Виленский университет. Этот вуз вскоре действительно был ликвидирован, от других изменений в образовании было решено отказаться. Однако карьерное восхождение Муравьева продолжилось: он стал правителем Гродненской губернии.
Это случилось осенью 1831 года — как раз к тому времени на беларусских землях завершалось подавление очередного освободительного восстания. Муравьев активно участвовал: служил генерал-полицмейстером одной из армий, которая подавляла восстание, и лично руководил следствием по делу «зачинщиков» восстания.
Такие действия бывшего декабриста могут вызывать удивление, но причины, как нам кажется, лежат в следующем. С одной стороны, Муравьев явно хотел выслужиться перед властью, заставить ее забыть о его прошлом. Свойственно ему было и корыстолюбие, отмечали позже его современники. С другой стороны, вообще не стоит идеализировать декабристов, как это делали в советское время: они стремились реформировать Россию, а не отказаться от ее имперской сути. Так, в «Русской правде» Павла Пестеля — программном документе одного из тайных обществ — беларусы названы «беларусцами» и говорится, что это «один из пяти оттенков русского народа», населяющий Витебскую и Могилевскую губернии. Для Муравьева и других декабристов восстание на северо-западных территориях была попыткой оторвать их от России. Реакция на это могла быть только силовой. Степень ее уже зависела от личных качеств чиновника и его мотивов.
Говорили, что именно в то время Михаил получил прозвище Вешатель. Мол, в Гродно кто-то из местных чиновников спросил: не из тех ли он Муравьевых, из которых кого-то повесили после декабристского восстания. Михаил тут же среагировал: «Я не из тех Муравьевых, которых вешают, я из тех, которые сами вешают».
По другой версии, это прозвище он заслужил в 1833 году. Тогда военный суд в Гродно приговорил к четвертованию Михаила Воловича, пытавшегося вновь поднять в регионе восстание. Муравьев «милостиво» заменил этот приговор повешением.
Отмена крепостного права и начало восстания
В последующие годы карьера Михаила Муравьева развивалась по нарастающей. Он стал губернатором в российском Курске, работал в Петербурге в Министерстве финансов — был главным «налоговиком» империи. «Муравьев держал себя совсем просто, никакой внешней важности не напускал, но говорил всегда умно и содержательно, и, кроме того, каждый чувствовал, что у этого человека не дрогнет рука подписать что хотите. Этого было совершенно достаточно, чтобы одним своим именем возбуждать в робких панический страх. Рассказывали, что два чиновника от нашей ревизии умерли со страха. Это могло случиться», — писал один из его подчиненных.
В начале 1855 года умер император Николай I, на трон вступил его сын Александр II. При нем карьера Муравьева продолжила развиваться: в 1856-м он был назначен в Министерство двора и уделов председателем департамента, ведавшего личной собственностью и доходами императорского дома, в 1857-м стал министром государственных имуществ.
Однако карьеру Муравьева на том этапе сломал крестьянский вопрос. В России к тому времени все еще существовало крепостное право. Крестьяне не имели собственной земли, принадлежали помещикам и были вынуждены выполнять для них повинности. Владельцы могли продавать крестьян, проигрывать их в карты как вещи, ссылать в Сибирь и на каторжные работы, разлучать по своему желанию членов одной семьи, наказывать розгами и всячески издеваться над ними (можно вспомнить классическое произведение русского писателя Ивана Тургенева «Муму»). Именно из числа крестьян набирались рекруты для службы в армии, которая тогда продолжалась 25 (позднее 20) лет, что приводило к разрушениям семей. Фактически крестьяне находились в статусе рабов.
Сохранение крепостного права в Российской империи уже выглядело анахронизмом на фоне Европы, где к тому времени развивались капиталистические отношения, а крестьян освобождали. Нерешенность аграрного вопроса тормозила развитие рыночных отношений в России. Поэтому — а также под угрозой социального взрыва — власти решили отменить крепостное право.
Правда, реформа, реализованная в 1861-м, получилась ограниченной. Крестьяне формально теперь считались свободными людьми (хотя телесные наказания были сохранены и после реформы). Но они могли выкупить лишь часть земли, которой пользовались (при этом не раньше, чем через девять лет, а в реальности сроки сильно растягивались). До этого владельцами земли они не считались. Более того, пока не была заключена выкупная операция, крестьяне продолжали исполнять повинности в пользу помещиков и находились в статусе «временнообязанных».
Почему мы рассказываем об этих событиях так подробно? Во-первых, позже Муравьев использовал реформу в своих целях во время восстания Калиновского (об этом ниже). Во-вторых, у него вышел казус: сначала он выступил против реформы. По его плану, уничтожение крепостной зависимости должно было осуществляться постепенно, в интервале 8−12 лет. В течение этого срока крестьяне за деньги или за отработки должны были выкупить у помещика свои усадьбы с постройками, огородами и выпасами. С момента выплаты суммы выкупа крестьяне приобретали право собственности на усадьбы и личную свободу. Вся пахотная земля оставалась в собственности помещика, но разделялась на две части по способу пользования: господскую и отведенную крестьянам. Земли должно быть достаточно для самообеспечения крестьян, уплаты государственных налогов и платы помещикам за пользование землей.
Однако тут чиновник просчитался. Император отказался от его плана и отправил Муравьева в отставку. Тот остался сенатором и членом Государственного совета (совещательного органа при императоре), но реального влияния на решение вопросов больше не имел.
Писатель Владимир Короткевич представил Михаила Муравьева в своем знаменитом романе «Каласы пад сярпом тваім» как раз незадолго до отмены крепостного права. Ниже — фрагмент этого произведения.
«Ні ў кога Валуеў не бачыў такіх разумных, непрыемна разумных вачэй. А можа, гэта здавалася па кантрасту з абліччам міністра. Гэта было — нібы выпаўзла з зямлі, з апраметнай, абрыдлівая і страшная пачвара, уся яшчэ слізкая ад свайго ходу пад зямлёй. І раптам узняла цяжкія, бы ў Вія, павекі і зірнула, нечакана да жаху, неверагодна чалавечымі вачыма.
Твар гэты здаваўся яшчэ больш страшны, бо выступаў, як на карцінах Рэмбранта, жаўтавата-аранжавай плямай з цемрыва. І блікі агню скакалі па ім. Як сякерай высечаны, тлусты і па-старэчы ўжо друзлы, шырокі, з цяжкім падбароддзем, тупым носам і грубым вялікім ротам твар. Жорсткія бачкі, металічна-шэрая скура, нізкі лоб з жорсткімі, як конскае грэбла, валасамі над ім.
Цяжка, як у сабакі, звісалі ніжэй сківіцы брылы шчок. І на гэтай абрыдлівай масцы свяціліся пранізліва-разумныя вочкі, адзіна чалавечае, што на ёй было.
Валуеў успомніў, як характарызаваў міністра Фёдар Берг, які Мураўёва цярпець не мог. Усеўладны генерал-губернатар фінляндскай сатрапіі вастрасловіў з міністра, пацяшаўся з яго аблічча, з гэтай круглай галавы, з вялых, як вялізныя пельмені, вушэй:
— Кожнаму сваё, панове. Калі на партрэце Ярмолава захінуць мундзір, пакінуўшы адну галаву, атрымаецца леў. Калі на партрэце Мураўёва захінуць мундзір, атрымаецца бульдог.
Ды не, гэта быў не бульдог. Гэта было страшней».
Фрагмент рамана Уладзіміра Караткевіча «Каласы пад сярпом тваім»
Однако в опале Муравьев находился недолго: его «услуги» вскоре снова оказались востребованы. 22 января 1863 года на территории Беларуси, Литвы и Польши началось антироссийское восстание. Его главной целью было восстановление независимости, утерянной в конце ХVIII века, когда Россия аннексировала эти земли ослабевшей Речи Посполитой.
Отсутствие независимости или хотя бы автономии не давало возможности покоренным народам самим решать свои вопросы (к примеру, в Беларуси не было ни одного университета, а преподавание в школах на беларусском языке не допускалось). Существование в составе России тормозило формирование беларусской нации, тогда как для других народов Европы этот процесс уже шел полным ходом. Была и более практическая причина — все тот же «аграрный вопрос»: проведенная двумя годами ранее отмена крепостного права не решила проблем крестьян, оставив подневольными большинство жителей страны.
Репрессии и принудительный поворот к России
На момент начала восстания виленским генерал-губернатором (высшее должностное лицо в регионе) был Владимир Назимов, имевший репутацию либерала. Репрессиями он заниматься не хотел. Например, не требовал от родственников повстанцев дистанцироваться от них, а когда на смерть осудили католических священников, не подписал им приговор. Правда, и не отменил: оставил будущему сменщику возможность совершить имиджевый поступок — начать управление с помилования. Сменщиком стал Муравьев. Шансом он не воспользовался и присудил их к смерти.
Кресло правителя Северо-Западного края, в который входили в основном беларусские земли, Муравьев занял в мае 1863 года. Чтобы свести к минимуму риск социальной революции, он сделал ход конем: ликвидировал временнообязанное состояние беларусских крестьян. Их перевели на обязательный выкуп земли, ежегодные выкупные платежи снизили на 20%, а безземельных крестьян наделили тремя десятинами (примерно 3 гектара) земли. Неудивительно, что в итоге те иногда плечом к плечу с властями боролись с повстанцами либо доносили на них. 70% участников восстания составляла шляхта — чаще всего малоземельная или безземельная. Крестьян среди повстанцев было лишь около 18%.
Решив проблему с одной стороны, Муравьев сосредоточился на несогласных. Жесткими репрессиями он заставил помещиков отречься от восстания, организовав написание ими верноподданнических писем в адрес императора. Муравьев стал практиковать публичные казни повстанцев на площадях городов. Были повешены или расстреляны 128 человек, более 900 — сосланы на каторгу. Около 12,5 тысячи — высланы под надзор полиции (в том числе 500 отправлены на поселение в Сибирь). Многие участники восстания эмигрировали за границу.
По воспоминаниям современников, генерал-губернатор ощущал даже особенное внутреннее удовольствие, осуществляя свою «миссию»: «Если докладывавший дело пытался смягчить решение [cуда], Муравьев вырывал у него из рук бумагу и быстро подписывал. Слова: „повесить“, „расстрелять“ выходили у него всегда разборчивее других, как будто писались с особенною любовью». Например, когда власти схватили Кастуся Калиновского, одного из лидеров восстания, то на допросах он никого не выдал, ни о ком из своих соратников не рассказал. «Калиновского отдать военному суду и закончить этот суд в трое суток», — приказал Муравьев. Военно-полевой суд приговорил Кастуся к расстрелу, но генерал-губернатор, оправдывая прозвище, заменил его на публичное повешение.
Неудивительно, что, по оценке самого Муравьева, уже к началу сентября 1863 года восстание было практически задушено (лишь отдельные отряды продолжали борьбу в следующем году).
Однако на этом генерал-губернатор не остановился. Муравьев считал территорию Беларуси исконно русской, хотя и ополяченной землей, беларусские крестьяне рассматривались им как составная часть русского народа. В мае 1864 года он представил императору записку с изложением своей программы, предусматривавшей в том числе замену местных чиновников выходцами из российских губерний, прекращение преподавания польского языка в государственных учебных заведениях, увеличение числа народных школ и двухклассных училищ, где преподавание шло бы по-русски, закрытие католических монастырей, чьи священники участвовали в восстании. Именно эта программа реализовывалась на практике в последующие десятилетия.
Как отмечала историк Анна Комзолова, «„система“ Муравьева продолжала существовать еще не одно десятилетие, и вопрос о полном отказе от нее никогда не ставился. Вплоть до крушения царской России для администраторов всех уровней важнейшей оставалась задача уменьшения „польской угрозы“ ради обеспечения внутренней безопасности империи. Среди апробировавшихся способов ее решения преобладали меры запретительного и репрессивного характера, предложенные Муравьевым. Достаточно вспомнить, что процентный сбор с помещиков польского происхождения был отменен лишь в 1897 году, а ограничения для поляков в праве приобретать и распоряжаться земельной собственностью в западных губерниях были только частично сняты в 1905 году» (уточним, что под поляками зачастую понимались местные помещики католической веры).
Чистка правительства и влияние на десятилетия
Казалось бы, после такой успешной «спецоперации» на беларусских территориях Муравьева должно было ждать повышение. Однако в апреле 1865 года он был отправлен в отставку — хотя и со всевозможными почестями. Чиновника наградили графским титулом и орденом Андрея Первозванного — высшим в империи.
Но это был еще не конец. Через год, в апреле 1866 года, на императора Александра было совершено покушение, но 25-летний дворянин Дмитрий Каракозов промахнулся. Главой следственной комиссии был назнечен Муравьев, возвращенный из небытия. Граф искал следы заговора в петербургском высшем свете и на территории бывшей Речи Посполитой, но не преуспел в этом.
Однако Муравьев достиг другого. В ходе аудиенции у императора он потребовал чистки правительства. «Все они космополиты, приверженцы европейских идей», — заявил новоиспеченный граф. Так впервые в России было использовано в качестве политического ярлыка слово «космополит».
Либералы лишились своих постов, реформы на годы были остановлены. Когда Александр II вернулся к прежней политике, было уже поздно: в 1881-м он был убит, началось время консервативной стабильности, когда проблемы (аграрная и т. д.) не решались, а загонялись вглубь. В России в конце концов это привело к социальному взрыву, революции и падению царского режима.
Сам Муравьев умер в том же 1866-м в своем имении. «За четыре дня до казни Каракозова, в деревенской глуши, темной ночью, без свидетелей, без слов раскаяния, без близких и попов, без слез и помощи, задохнулся отвалившийся от груди России вампир. Какие образы пугали его немую агонию … не шел ли ряд молодых героев с веревкой на шее?..» — отмечал писатель Александр Герцен.
Влияние Муравьева на беларусскую историю оказалось катастрофическим. Как отмечалось выше, единственными, кто от его действий получил какую-то выгоду, оказались крестьяне. Стремясь заручиться их поддержкой, власти ввели обязательный выкуп крестьянских земель, выполнение повинностей в пользу помещиков прекратили. Но минусов было значительно больше.
В Северо-Западном крае до начала 1870-х годов сохранялось военное положение. Буржуазные по своей сути реформы Александра II проводились на территории Беларуси с опозданием или ограничениями (судебная, городская, школьная, цензурная), а земская вообще была реализована только в 1911-м. Это замедлило развитие региона во второй половине XIX века, привело к низкому уровню развития промышленности, медленному формированию основ гражданского сознания. Национальная буржуазия, которая могла бы быть заинтересована в создании национального государства, так и не сформировалась.
Понятно, что демонизировать Муравьева не стоит: не он один был приверженцем такой политики. Однако реализовываться она начала именно его руками. В итоге требование даже об автономии Беларуси в следующий раз озвучили через целых 20 лет после восстания. И только в 1918-м, во время провозглашения БНР, произошел окончательный переход от краевости к национальной идее. Получается, что лишь через полвека после восстания Калиновского национальная идея наконец вернулась к прежнему уровню развития. Как итог — Беларусь отстала по уровню национального самосознания, развития общества от Польши, стран Балтии и Украины и стала легкой добычей большевиков. Курс последних на русификацию, уничтожение частной собственности и разорение деревни (политика коллективизации) стали предпосылками к тому, что наша страна до сих пор находится в сфере влияния Кремля. Так что политика Муравьева и сегодня продолжает оказывать влияние на нашу жизнь.
